06.05.2008 18:05 "Шоу Тутты Ларсен и Антона Долина"
Актер Артур Смольянинов в гостях у Антона Долина и Тутты Ларсен
Гость: Артур Смольянинов - актер
ЛАРСЕН: У нас в гостях молодой, но уже прославленный, перспективный Артур Смольянинов. Здравствуйте, привет.
СМОЛЬЯНИНОВ: Здравствуйте. Можно скромнее гораздо.
ЛАРСЕН: А это как?
СМОЛЬЯНИНОВ: Просто: актер театра «Современник».
ЛАРСЕН: Да, это очень скромно.
ДОЛИН: Артист театра и кино.
ЛАРСЕН: А мне кажется, что актер театра «Современник» еще громче звучит, чем прославленный и великий. Мне кажется, это вообще волшебный театр.
СМОЛЬЯНИНОВ: Но актер театра «Современник» - это сложившийся факт, от этого никуда не уйти. А вот прославленный и великий - это спорно.
ЛАРСЕН: У нас как-то все актеры, которые к нам в гости приходят, они все время пытаются какой-то контрапункт провести между театром и кино. Маша Миронова говорила: «Я все-таки театральная актриса. Для меня интересней театр. Кино - это так, походя. Это даже не хобби, это, конечно, интересно, но я живу в театре». Вчера была Алена Бабенко, которая сказала: «Мне театр безумно интересен, но я - актриса кино, и я больше знаю о кино, я вся в кино». А вы каким-то удивительным образом и там, и там.
ДОЛИН: Люди вообще всегда разделяют это. Я помню, Бергман говорил, кажется, что кино - это его любимая любовница, а театр - верная жена. То есть это какие-то совершенно разные, по всей видимости, вещи.
ЛАРСЕН: Мы вас насмешили, Артур, да?
СМОЛЬЯНИНОВ: Нет, я слушаю с интересом вас. На самом деле это все индивидуально, конечно. Но я могу точно сказать одно, что, скажем так, альма-матер любого артиста - это театр, конечно. То есть артист по-настоящему складывается с профессиональной точки зрения, с творческой и с художественной, артист может вырасти как художник, с моей точки зрения, исключительно в театре. А в кино этим уже каким-то образом пользоваться.
ЛАРСЕН: А разве артист должен быть художником?
СМОЛЬЯНИНОВ: Безусловно.
ЛАРСЕН: Мне всегда казалось, что это режиссер лепит из артиста.
СМОЛЬЯНИНОВ: Ничего подобного. Нет. Я так не считаю.
ДОЛИН: Есть такой прагматический чисто, но очень важный момент, то, что театр - это же кабала, в общем, пусть даже и любимая. Есть сезон, есть репертуар, есть определенные дни, когда ты играешь спектакли. И ты подведешь дикое количество людей, как зрителей, так и товарищей по труппе, если вдруг скажешь: а у меня съемки, а я не могу. И при этом театр, конечно, любой, самый хороший театр приносит гораздо меньшие деньги, на порядок, чем кино. И бывает, что в театре и режиссеры при этом хуже. Не обязательно театр художественней, но менее прибыльный. Бывает, что он и меньшее удовлетворение приносит. Но бывают люди, которые в какой-то момент говорят, что все, эта кабала театральная, до свидания. Теперь только кино и только с хорошими режиссерами. Как вы думаете, вы театру будете верны и дальше, будете держаться за него все-таки?
СМОЛЬЯНИНОВ: Думаю, что да. Да. Верю в это.
ЛАРСЕН: А как вообще совмещать-то? Ведь кино занимает порой практически всю жизнь. Несколько лет может сниматься один фильм.
СМОЛЬЯНИНОВ: Я понял. Но тут строится очень просто система взаимоотношений. То есть все пляшется от театра. Я - артист театра. И репертуар, который я имею, благо что сейчас я уже в таком положении, что мне могут идти навстречу и ждать меня. Понятно, что все в меру. Но я даю репертуар…
ЛАРСЕН: То есть вы все-таки у них любимчик, да?
СМОЛЬЯНИНОВ: Нет, не в театре, а в кино. И я даю репертуар просто и говорю: вот это мой репертуар. Вот тогда-то я занят. И, пожалуйста, учитывайте. И на эти просто дни не ставят съемки мне. Вот и все.
ЛАРСЕН: Вашими жанрами определяют драму, комедию и криминал.
ДОЛИН: Криминал - это чисто русский жанр, мне кажется.
ЛАРСЕН: Да, да. То есть вещи настолько несовместимые. Вы такой универсальный?
ДОЛИН: Криминал у нас совместим со всем, мне кажется.
СМОЛЬЯНИНОВ: Да ну, ребята! Я вообще стараюсь избегать всех этих определений, амплуа и так далее.
ЛАРСЕН: Ну хорошо, давайте криминал оставим, потому что у нас и комедии, и драмы - все на криминальную тему в последнее время. А все-таки, драма или комедия?
СМОЛЬЯНИНОВ: И то, и другое. И с большим удовольствием.
ЛАРСЕН: И одинаково интересно?
СМОЛЬЯНИНОВ: Да, да.
ЛАРСЕН: А говорят, что смешным гораздо сложнее быть, чем драматичным.
СМОЛЬЯНИНОВ: Ничего подобного. Артист вообще должен быть в принципе - опять же, я говорю свое понимание на сегодняшний день, может быть, завтра все поменяется, я буду думать по-другому, - на сегодня мне кажется, что вообще для того, чтобы быть артистом, нужно в первую очередь как раз не бояться быть смешным, каким-то нелепым, не бояться быть дураком просто, даже так.
ЛАРСЕН: Если ты будешь таким прекрасным дураком, что все тебя воспримут и в это поверят, а потом ты не сможешь сыграть какую-нибудь драматическую роль? Гамлета?
СМОЛЬЯНИНОВ: Смогу, я ж на то и артист.
ЛАРСЕН: Представляешь, сначала был дураком, а потом вдруг на Гамлета замахнулся?
СМОЛЬЯНИНОВ: Прекрасно.
ЛАРСЕН: Поверят?
СМОЛЬЯНИНОВ: Конечно. Это ж все игра. Ну что вы!
ЛАРСЕН: В истории кино есть подобные примеры у нас?
ДОЛИН: Пожалуйста, классический пример. Один из величайших русских артистов Иннокентий Смоктуновский одновременно сыграл Гамлета у Козинцева и у Эльдара Рязанова спародировал Гамлета в фильме «Берегись автомобиля». И какая из этих двух ролей лучше, это еще посмотреть…
ЛАРСЕН: Но он был не смешной в «Берегись автомобиля», он там трогательный.
ДОЛИН: Безумно смешной и трогательный. Он был таким невероятным советским комплексником, образ которого и в кино до него никто так воплотить не смог гениально, как он.
ЛАРСЕН: А вот Георгий Вицин был великий драматический актер, а все равно все запомнили его в комедийном, комическом амплуа.
СМОЛЬЯНИНОВ: Потому что он очень много времени этому уделял, все-таки неравномерно, мне кажется, распределял.
ЛАРСЕН: А, главное - меру знать?
СМОЛЬЯНИНОВ: Конечно, это вообще главное.
ЛАРСЕН: Ты все-таки молодой человек, такой современный и актуальный. При этом уже востребованный в профессии. У нас вообще в стране есть молодежное кино? У меня такое ощущение, что нет.
ДОЛИН: Я думаю, что зрители должны на такие вопросы отвечать, а не актеры.
ЛАРСЕН: Артур - он как раз уникальный случай, потому что он и молодой зритель, и молодой актер.
СМОЛЬЯНИНОВ: Я молодой зритель, с точки зрения сегодняшнего мейнстрима, я, наверное, не смотрю молодежное кино типа «Самый лучший фильм», «Тупой жирный заяц». Это не мое кино. Вчера я посмотрел фильм «Через вселенную», который по песням «Битлз».
ДОЛИН: Оно молодежное, но очень старомодное.
СМОЛЬЯНИНОВ: Я не могу сказать, какое это кино, я только могу сказать, что оно меня проперло очень хорошо.
ЛАРСЕН: Значит, ты не можешь смотреть кино просто как зритель, отстраненно?
СМОЛЬЯНИНОВ: Могу, почему, с удовольствием это делаю. Научился, слава богу. Не так просто было. С удовольствием это делаю. Просто для того, чтобы отвечать на эти вопросы, нужно быть внутри системы. А я при том, что вроде бы артист, снимаюсь в кино, я не внутри системы. Поэтому я не могу.
ЛАРСЕН: Что ты имеешь в виду, внутри системы?
СМОЛЬЯНИНОВ: Внутри системы, которая кино, сегодняшний кинорынок формирует. Это же все рыночные понятия: молодежное кино, не молодежное кино.
ЛАРСЕН: Ну, как зритель ты чувствуешь, что для тебя в том числе снимают кино в этой стране?
СМОЛЬЯНИНОВ: Мне вообще кажется, в этой стране мало кино для людей снимают.
ДОЛИН: А для кого, расскажите?
СМОЛЬЯНИНОВ: Для кошелька больше, мне кажется.
ЛАРСЕН: Докатились.
ДОЛИН: Ну, в кошелек-то деньги люди приносят. Артур, скажи, а мы тут начали говорить про комическое, драматическое амплуа. В фильме «1612» режиссера Хотиненко, который мне показался не очень удачным и в прокате прошел не так шикарно, как он задумывался, у тебя там очень интересное как раз амплуа, ты играешь единственного комического персонажа, и очень яркого комического персонажа, среди большого количества героических персонажей. Это как было? Забавно, комфортно или тяжело среди такого имперского пафоса изображать единственного не только комического, живого человека?
СМОЛЬЯНИНОВ: Дело в том, что снаружи было отражение такое. Внутри, конечно, все живые люди, и у меня не было ощущения какого-то имперского пафоса, мы все вместе прекрасно работали. У меня не было ощущения тяжести никакого. У меня было ощущение только собственной какой-то несостоятельности, как обычно бывает, что что-то я делаю не то, как всегда, и все будет очень плохо.
ДОЛИН: Это ощущение проходит, когда ты видишь на экране?
СМОЛЬЯНИНОВ: Частично.
ЛАРСЕН: Есть люди, которые на себя вообще не могут смотреть.
СМОЛЬЯНИНОВ: Это привычка.
ЛАРСЕН: Приходится себя заставлять.
СМОЛЬЯНИНОВ: Ну, что же, не мне вам рассказывать.
ЛАРСЕН: Ой, я не могу до сих пор, и слышать себя не могу.
СМОЛЬЯНИНОВ: Значит, сейчас мы разговариваем через силу.
ДОЛИН: Нет, разговаривать можно, а со стороны слышать себя - это действительно кошмар полный.
СМОЛЬЯНИНОВ: Нет, привычка. Хотя да, иногда смотришь на себя и думаешь: о Господи!
ЛАРСЕН: А расскажи, пожалуйста, про последний проект этого года "Государь". Что это такое? Это какое-то страшное кино, по-моему?
СМОЛЬЯНИНОВ: С удовольствием.
ЛАРСЕН: «Тот, кто гасит свет».
ДОЛИН: Хорошее название, мне нравится.
СМОЛЬЯНИНОВ: Что-то вроде этого. Сценарий написал сам режиссер Андрей Либенсон, очень талантливый молодой человек, хотя он постарше меня. (Андрей, не обижайся.) Просто талантливый человек. И по его задумке «государь» - так он называет страх. Он считает, что страх - это вообще движущая сила планеты. Я в чем-то согласен с этим. Не во всем, но это имеет право быть.
ЛАРСЕН: Просят рассказать о новом спектакле Ефремова.
СМОЛЬЯНИНОВ: О, это прекрасный спектакль. Приходите, приходите все.
ДОЛИН: По Платонову?
СМОЛЬЯНИНОВ: Да-да, премьера у нас намечена на 26 мая, а сейчас у нас идут так называемые «превью», то есть открытые репетиции, куда можно прийти, и как раз нам очень важно, чтобы очень много народа было. Это спектакль по пьесе Андрея Платонова «Шарманка», впервые поставленный в мире. Вообще пьеса первый раз была напечатана…
ЛАРСЕН: Кто-то нам уже об этом рассказывал.
ДОЛИН: Как раз с Гришей Заславским мы об этом говорили. Это потрясающая, кстати говоря, пьеса, совершенно замечательная.
СМОЛЬЯНИНОВ: Ну, вы знаете, когда я первый раз ее прочитал, я позвонил Мише и сказал: «Миша, что это такое, я не понял?»
ДОЛИН: Ну, он объяснил, как вообще?
СМОЛЬЯНИНОВ: Ну да, когда я пятый раз прочитал, мне уже объяснять не надо было, я уже сам проникся и начал получать удовольствие от материала.
ДОЛИН: Но у Платонова же жутко трудный такой язык, как бы не человеческий, не обычный.
СМОЛЬЯНИНОВ: Трудный язык, да, но с нами занималась Анна Николаевна Петрова, педагог по сценической речи, которая еще у Миши Ефремова на курсе преподавала. То есть такой большой мастер. Она, к сожалению, живет за границей сейчас, поэтому не часто. Но она много нам времени уделяла, много помогла именно в смысле языка, в смысле какого-то правильного акцентирования на слова, на фразы, на смыслы. Потому что Платонов, он же очень многослойный. Он порой заворачивает так, что совершенно непонятно, что он имеет в виду. Плюс к тому, там очень специфический язык, потому что язык 30-х годов, язык такой номенклатурный, слова такие, как оппортунизм, перегибщики.
ЛАРСЕН: Как камни кладешь, да?
СМОЛЬЯНИНОВ: Да, перегибщики - это совершенно непонятно сегодняшним людям. И нам было непонятно, когда мы читали, что это такое. Это сейчас мы уже прониклись.
ДОЛИН: На самом деле Платонову это тоже было непонятно.
СМОЛЬЯНИНОВ: Ну, как? Как ему было непонятно?
ДОЛИН: Смысл ему был понятен, но эти слова ему были чужими, он в пьесах их постоянно смешивал друг с другом. Поэтому у него язык такой довольно странный, на наш теперешний взгляд. Я просто буквально только что перечитывал один из его романов, там эти слова из какой-то печати, из газеты «Правда» 30-х годов, тоже выглядят очень странно, но в то же время присутствуют. Как это будет со сцены звучать, вообще странно себе представить.
СМОЛЬЯНИНОВ: Ничего звучит.
ЛАРСЕН: Мне кажется, когда Платонова читаешь, потом книжку закрываешь, выходишь на улицу, вдыхаешь полной грудью: «Хорошо-то как жить на свете!». Вот этот спектакль такое же будет оставлять ощущение?
СМОЛЬЯНИНОВ: Не знаю, он еще сырой, он еще не сложен.
ДОЛИН: То есть еще не готов окончательно?
СМОЛЬЯНИНОВ: Я не могу так сказать, конечно, что он уже готов окончательно. Я думаю, что еще спектаклей 10-15 нужно будет сыграть, чтобы как-то самим разобраться в том, что происходит. Но видим путь, видим цель.
ЛАРСЕН: У нас звонок. Здравствуйте, Лиля.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Вопрос к Артуру. Я слышала, вы сейчас снимались в новом проекте «Сказка - 21». Какая у вас там роль была, кого вы сыграли?
СМОЛЬЯНИНОВ: Спасибо большое, видите, как информация разлетается. «Сказка - 21», рассказываю.
ДОЛИН: Это новый детский проект, очень интересный, там большое количество людей, и, по-моему, четыре новеллы четыре режиссера снимали.
СМОЛЬЯНИНОВ: Пять.
ЛАРСЕН: Это телепроект?
СМОЛЬЯНИНОВ: Нет, это кинопроект.
ДОЛИН: Все-таки четыре, нам подсказывают, и Миша Пореченков там в качестве продюсера выступает. Он обещал к нам прийти и рассказать об этом подробнее попозже. Обязательно мы про этот проект будем еще рассказывать.
СМОЛЬЯНИНОВ: Я сыграл, там такая история, папа с сыном попадают в игрушечный цирк, в воображаемый цирк, становятся очень маленькие, попадают в цирк маленький и там встречаются с разными жителями, населяющими этот цирк. Вот я один из жителей этого цирка, который сначала назывался Кролик, но я настоял на том, чтобы он был Заяц.
ЛАРСЕН: Почему?
СМОЛЬЯНИНОВ: Потому что мне как-то зайцы больше нравятся. Заяц может спеть «Я свободен», а Кролик нет.
ЛАРСЕН: Кстати, да. То есть это современные сказки?
СМОЛЬЯНИНОВ: Да.
ДОЛИН: Для детей все-таки сказки или это детско-взрослые?
СМОЛЬЯНИНОВ: Не знаю, честно говоря. Я надеюсь, что для детей. Мы старались, чтобы… главное, чтобы мы сами чувствовали себя детьми и отрывались по полной программе.
ЛАРСЕН: А это все снимают какие-то матерые режиссеры?
СМОЛЬЯНИНОВ: Нет, молодые режиссеры. Мой фильм «Детство Forever» снимала Лиза Соломина, она, по-моему, едва закончила институт.
ДОЛИН: В частности, одну из новелл, если я ничего не путаю, снимал Бакур Бакурадзе, это режиссер молодой, который сделал фильм только что дебютный, этот фильм еще никто не видел, фильм называется «Шультес». Этот фильм поедет в Канны, между прочим, будет там Россию представлять.
ЛАРСЕН: Мне удивительно всегда, как фильм, которого еще никто не видел, уже едет в Канны?
ДОЛИН: Ну, его видели отборщики фестиваля. Все фестивали настаивают, что у них мировая премьера. То есть только они видели фильм, а больше никто. Они у себя покажут, потом остальным показывают. Я думаю, что со всеми фильмами, которые через фестивали проходят, так бывает. Например, вот новый фильм Артура, называется «Нирвана», я его тоже смотрел на фестивале в Берлине, и его премьера российская будет на фестивале в Сочи, на «Кинотавре».
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Слушаем!
.... и выложу тоже самое, только в печатном варианте 
